Семен Аралов - Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]
Пункт за пунктом отвергали они обвинение, требуя вызова свидетелей и настаивая на немедленном освобождении. Грейбус заявил, что, отказывая в вызове свидетелей, суд демонстрирует свою несостоятельность. Защитник дипкурьеров в конце своей речи подчеркнул, что, принимая решение, суд берет на себя огромную международную ответственность, так как устанавливаемый им прецедент неизбежно будет иметь крайне негативные последствия.
Судилище явно проваливалось. Его организаторы предпринимали самые отчаянные действия, чтобы выгородить себя, но все было тщетно. В конце концов судья объявил:
— Все материалы, которые представлены следствием и прокурором и на основании которых были предъявлены обвинения по 101 статье, суд находит несостоятельными… Обвиняемые будут освобождены…
Забрав вещи из тюрьмы, советские дипкурьеры и Ф. С. Бородина поспешили в помещение советского полпредства. Наконец-то они среди своих!
…Через некоторое время с советского парохода у одного из причалов Владивостока благополучно сошли все. Они вырвались из лап китайских милитаристов.
Советское правительство принимало самые решительные меры и к освобождению команды «Памяти Ленина» и возвращению их на Родину. Наконец в декабре 1927 года они были переданы советским властям.
Тяжелые испытания выпали на долю небольшой группы советских людей, попавших в застенки. Но самые изощренные издевательства ни на минуту не поколебали мужества советских дипкурьеров и моряков парохода «Память Ленина»
Владимир Васильевич Рудим
На английском крейсере
Декабрь 1943 года. Дипкурьеры Георгий Костюченко и Николай Зайцев проделали длинный и сложный воздушный маршрут с пересадками: Москва — Тегеран — Каир — Гибралтар — Лондон.
Неделя проведена в Лондоне. Теперь предстоит морской путь в Мурманск. Прежде надо добраться до Глазго.
Поздно ночью отправился поезд Лондон — Глазго. В купе четверо: Георгий, Николай, наш дипломат и англичанка мисс Мэри из «Армии спасения». Ее задача — сопровождать дипкурьеров в Глазго и посадить на английский крейсер. Мисс Мэри отлично знает русский язык. Она рассказывает о Тургеневе, цитирует Лермонтова и Достоевского, Толстого и Козьму Пруткова.
— Вы все знаете! — удивился Николай.
Мисс Мэри была польщена, однако сказала гетевскими словами: «Я не всезнающа, но многое мне известно».
При всех достоинствах мисс Мэри в ее познаниях, однако, были неожиданные «белые пятна». Георгий буквально открыл ей «Хождение по мукам» и «Тихий Дон».
Мисс Мэри очень огорчилась, и, чтобы утешить ее, Георгий спросил:
— Вы хорошо владеете русским языком. Учились?
Англичанка помолчала, вздохнула, провела ладонью по лбу, словно что-то припоминая.
— Моя родина та же, что и ваша, — Россия. И зовут меня, если по-настоящему, не Мэри, а Мария, Мария Александровна. Я родилась на Неве. Накануне первой мировой войны родители уехали в Лондон, взяв меня с собой. Мы уезжали надолго, но не навсегда. Это наша семейная, сложная история. Пребывание в Англии слишком затянулось. К сожалению. И хотя мы живем неплохо, лучше, чем многие другие эмигранты, нас всех, как завороженных, тянет обратно к родным местам. Знакомые с детства места, наверное, сильно изменились. Не так ли?
— Наверное… Ленинград в блокаде, фашисты его обстреливают из орудий, бомбят. Как Лондон.
— Да, Петрограду так же трудно, как и Лондону. — Она спохватилась. — Вы извините, он для меня остался Петроградом, как в детстве.
— Ленинграду много трудней, чем Лондону. Там тысячи людей умирают от голода.
— Понимаю… Я не до конца ответила на ваш вопрос о русском языке и литературе. Ну, язык, конечно, изучила еще в детстве, а все остальное — это от матери, она преподавала литературу в гимназии, а здесь, в Лондоне, стала переводить русские книги на английский.
Мисс Мэри была рада побеседовать с русскими, все время о чем-то спрашивала: о музеях, знаменитых фамилиях, архитектурных памятниках.
Было поздно.
— Отдохните хоть немного, — предложил ей дипломат.
Мисс Мэри устало смежила веки и задремала.
Утром поезд прибыл в Глазго.
— Вы молодец, Мария Александровна, — сказал Георгий. — Почти всю ночь не сомкнули глаз, а так свежи и бодры.
Женщина улыбнулась уголками губ:
— Привычка. С тех пор как нас непрерывно бомбят мы научились бодрствовать по ночам.
На привокзальной площади их уже ждал автомобиль И через четверть часа все были в порту.
Густое, маслянистое море тяжело билось о пирс Ветер срывал с гребешков волн пену и швырял ее в лицо. Пена пахла мазутом. Новый порыв ветра. Мужчины успели увернуться, но мисс Мэри опоздала — ее лицо забрызгала пена.
Георгий достал из портфеля чистую салфетку.
— Благодарю. — Она вытерла лицо, протянула салфетку Георгию, но вдруг задержала.
— Я сама ее выстираю и возвращу вам чистой. По почте, конечно. Но куда?
— Мария Александровна, я сам приеду за салфеткой, точнее, не ради нее, а ради того, чтобы снова вас увидеть. Позволите?
Мисс Мэри назвала адрес.
— Запишите же.
— Я и так не забуду.
Мисс Мэри быстро направилась к катеру, плясавшему на волнах. Окликнула офицера на катере. Оттуда перекинули на пирс узенький мостик.
Вдали, на рейде, виднелась серая трехтрубная громадина крейсера. По мере приближения к нему крейсер все увеличивался в размерах, а катер становился все крошечней.
Долго пробивался катер к крейсеру, захлебываясь, отфыркиваясь, переводя дух. Наконец добрался. Волна качала его, как скорлупку, и грозила расшибить о стальной борт.
С крейсера спустили трап. Дипкурьеры поднялись наверх. Мисс Мэри и наш дипломат возвратились в порт.
Мощная, устойчивая палуба крейсера. Казалось, нет такой силы, чтобы ее хоть чуточку поколебать. Николай и Георгий стояли, широко расставив ноги для равновесия, как это делали на катере. Георгий подумал: «Качка мне не по нутру. Но такую махину, видно, не качнуть и большой волне. Отлично». Дипкурьеры слушали, что говорил помощник капитана. Слушали — и почти ничего не понимали. Тот заговорил медленней и отчетливей. Теперь понятно: перед ними помощник капитана мистер Джонсон. Со всеми вопросами обращаться к нему.
Помкэп позвал матроса («Он будет вашим стюардом») и распорядился проводить дипкурьеров в отведенную им каюту.
Матрос, крепыш лет двадцати, жестом пригласил: прошу. Железные трапы вели куда-то глубоко вниз. Потом — узкий стальной коридор, отсеки, переборки, снова трап. Матрос шел быстро, молча, не оглядываясь. Остановился возле двери, открыл ее и — по-русски:
— Добрый здоровя. Тебе тут — хорош.
— Спасибо. Нам приятно познакомиться с английским моряком.
Его лицо вдруг стало строгим.
— Я не англичанин, я шотландец.
— Разве это существенно?
— О, да! Очень существенно! — Потом улыбнулся: — Меня зовут Роберт. А ты?
— Я — Георгий, а он — Николай.
— Георг? Никола? У нас был король Георг.
— И Роберт у вас был. Поэт.
Шотландец просиял:
— Роберт Бёрнс! Знаешь?
— Знаю. Только по-русски. Слушай:
Нас ждет и буря и борьба.
Играя с ветром, вьется знамя.
Поет военная труба,
И копья движутся рядами.
Не страшен мне грядущий бой,
Невзгоды, жертвы и потери!
Но как расстаться мне с тобой,
Моя единственная Мэри?
Последнее слово погрустневший Георгий произнес особенно четко, как настоящий англичанин.
Роберт раскрыл рот от удивления: он понял, о чем стихи! О любви, о девушке, о Мэри!
Матрос крепко пожал руку Георгию и Николаю. Дружба закреплена.
Дипкурьеры осмотрели свою каюту на корме. У правой переборки откидная койка. Слева — диван. Иллюминаторы прочно закрыты стальными заглушками. Две электрические лампочки. Одна под потолком, вторая над откидным столиком.
Вскоре пришел Джонсон. «Удобно ли вам? Питаться будете в офицерском салоне. По очереди? Пожалуйста. Первый завтрак в семь утра, второй — в двенадцать, обед — в восемнадцать. Ужин доставят в каюту в девять вечера».
— Когда выйдем в море? — не удержался Георгий.
— Об этом мы поставим вас в известность в свое время.
— Сколько дней займет путь до Мурманска?
— Ровно столько, сколько потребуется.
Помкэп вышел.
— Получил? — кивнул на закрывшуюся дверь Николай. — Вот так!
Ровно в полночь помкэп появился снова:
— Джентльмены, сейчас выходим в море.
Будто от этих слов Джонсона крейсер ожил. Он мощно загудел двигателями, начал слегка покачиваться.
— Стартовали! — Георгий применял это слово во многих ситуациях. — Присядем, как полагается, перед дорогой.
Крейсер набирал скорость. Качка все ощутимей. Какая же ходит волна, если так кренит стальную махину!
